Маленькие русские друзья венгерских музеев

Ребенок – это маленький незрелый грецкий орешек. Извне – зелененький, а заглянешь внутрь, — а там белое молочное ядрышко. Еще горькое, но притягивающее. Не всяк сумеет расколоть.

А расколешь, как серединку вытащить? А если не поддается?

А как много с ребенком проблем! Не помолчишь, когда устанешь говорить. Изволь сдавать экзамен на тему: что, где, когда, как и «А что там за механизмик такой?»! Помню, едем в трамвае с дочкой (мы так путешествовали с ней иной раз), а она вопрос за вопросом задает обо всем, что пробегает мимо окон-аквариумов. Уф, устала отвечать щебетунье, а не помолчишь!

Имея внуков, начинаешь не понимать родителей, кричаших на детей вместо ответов на вопросы. Они же ничего не знают, а хотят все знать, причем, одновременно обо всем, за один вечер! Как здорово, что спрашивают именно у тебя! Как классно, что можешь ответить! Как занятно, что можешь чему-то научить и на себе свою же науку испробовать!

Живя вдали от родины, видя, с какой скоростью ассимилируются дети и внуки, начинаешь жалеть. Жаль всех и вся. Жаль, что у детей язык беднеет, а у внуков забывается. Жаль невозможности выразить свои чувства на родном языке. Жаль, что не будет понята первая же строчка «У Лукоморья дуб зеленый», и не прочтено то, что было прочитано нами. О современной литературе говорить просто не приходится. И более всего жаль того, что, разбросанные по «евро- и не евространам», наши потомки, не умея понять и дать себя понять, все дальше и дальше отстраняются друг от друга, а потом, на старости лет, разыскивают родственников до 7 колена и общаются посредством перевода. «Жди меня» не отдохнет.

Когда-то, во времена моей учебы в ин.язе, мы получили задание: нам дано было одно-единственное стихотворение на английском, которое нужно было перевести. Дата сдачи перевода прозвучала единожды. Прибегаю как-то на пары утром в ин.яз, и – о, чудо! – с потолка до пола, по стенам висят склеенные в ленты печатные листы с переводами, извиваются по полу. Свободного места – шаг влево, шаг вправо по ковровой дорожке-бегунке, не больше. Это как можно было так разнообразно перевести одно и то же маленькое стихотворение?! И что обидно: меня, у которой мама была членом городского поэтического сообщества, стихи которой мы читали по ночам под одеялом,  меня, которая стихи писала за пять минут по сто штук, в этих шуршащих лентах не было. Я просто посчитала, что такого я не осилю.

Прошло этак лет не знаю сколько. Потрясе-е-ение несусветное свершилось, в результате которого на меня «нашел стих»! Сначала мне захотелось переводить. Потом я поняла, что «мы и сами с усами». А это удовольствие в конце, когда поставлена точка, и произнесен хвалебен силам небесным?!

Вопрос «Кто это все будет читать, кроме мамы?» возник сам собой. Дочь бежит, внуки отстают… Надо же кому-то свои знания «вообще» передавать. Вот так и возникла идея сообрать небольшую группу русско-язычных детей в школу, попробовать с ними. Благословение получено. Музею идея понравилась. Получили четыре в одном: экскурсия по интереснейшему интерактивному музею с выставкой на тему «Гран-Тур» прошла на ура, чаевничание для передохнуть закончилось «обожаю лимоны», стихотворение о старом колченогом стуле прозвучало-таки, рисунки к нему нарисованы.

Угадайте, кого не было? Ну, да, моих внуков, конечно. Тото ногу подвернул на тренировке, Ларочка в очередной раз подхватила какую-то гадость с кашлем и всеми вытекающими из этого последствиями.

*